УРАЛЬСКАЯ ХИРОСИМА

Надо признать, что на ранних этапах ученые-ядерщики имели очень смутное представление об опасности радиации. Известно, что первую защиту от быстрых нейтронов на первом реакторе Курчатов строил из сырых березовых дров с дополнительным поливом водой. Затем ее несколько усовершенствовали. Так появились экранирующие излучение металлические «кастрюли». Для жидких радиоактивных отходов — это считалось «роскошью». Их напрямую, или предварительно разбавив до предельно допустимых уровней, сбрасывали в реку. Именно благодаря этой «идеологии» с 1949 по 1952 год в речной системе Теча — Исеть— Тобол оказалось около трех миллионов Кюри активности. В дальнейшем спасение от радиоактивного разноса увидели в озере Карачай. Началась трагедия печально известного, озера. Сейчас на его берегах получить годовую дозу можно за минуту (!). Мечта подарить людям атомный рай обернулась адом, река Теча — проклятьем. «Стронциевой проблемы» хватит на поколения. Таковы они — непраздные размышления о Тече.

Снимок окрестностей Озёрска со спутника. Хорошо виден комбинат Маяк, хранилище расщепляющихся материалов, расположенное на площадке комбината Маяк, где в 1957 году произошёл взрыв, приведший к заражению огромных территорий на Урале и в Западной Сибири. Виден каскад прудов, из которого вытекает смертоносная радиоактивная река Теча. А также озеро Карачай, содержащее в себе количество радиации равное 20 выбросам Чернобыля.

Озеро Карачай, безусловно, не то место, чтобы провести ваш следующий отпуск. Расположенное на территории комбината Маяк на Урале оно является самым загрязнённым радиацией местом на всей планете. Нахождение только в течении 5 минут на берегу озера Карачай достаточно, чтобы получить смертельную радиоактивную дозу, нахождение целый час рядом с озером, вероятно, убьет вас в течение ближайших нескольких часов, а в большинстве случаев вы даже не успеете добраться до ближайшей больницы, чтобы вам смогли хоть как-то помочь. Нахождение рядом с озером Карачай смертельно опасно для всего живого.

В настоящее время продолжаются работы по засыпке и бетонированию озера Карачай. Начались эти работы где-то в 1960-х годах, когда заключенные стали засыпать это озеро землей, привозимой на самосвалах (а также песком). Поверхность загрязненного озера была покрыта более чем на метр землёй. Когда грузовики и самосвалы становились слишком загрязненными, они также оставлялись на дне и покрывались землей. Шоферов этих самосвалов называли "смертниками". Это были заключенные с большими (10-15 лет) сроками, и им обещали сократить их. Они жили в особых бараках и там же умирали.

       Вместо вступления

       До середины 1989 года в советской научной и широкой печати не было никаких прямых сведений о кыштымской аварии хранилища ядерных отходов. Советские ученые-атомщики во время поездок за границу и при встречах с экспертами из других стран, приезжавшими в СССР, обычно отрицали достоверность сведений об этой аварии или же утверждали, что им об этом ничего не известно. Только в июне 1989 года на пресс-конференции в Челябинске первый заместитель министра атомной энергетики Б. В. Никипелов сделал официальное заявление об этой аварии.

       30 июня 1989 года Межведомственный совет по информации и связям с общественностью в области атомной энергии опубликовал в Москве короткий, в 15 страниц, информационный бюллетень "Об аварии на Южном Урале 29 сентября 1957 года", подготовленный Б. В. Никипеловым, Г. Н. Романовым, Л. А. Булдаковым и другими. (Г. Н. Романов заведует опытной станцией, которая ведет исследования в радиобиологическом заповеднике в районе аварии (170 квадратных километров), а также изучает возможности сельскохозяйственного использования загрязненных радионуклидами земель. Л. А. Булдаков является директором Челябинского филиала Института биофизики Минздрава СССР, который ведет наблюдения за здоровьем населения, эвакуированного из района аварии, и населения, продолжающего жить в зонах особого контроля.)

       Этот документ широко цитировался в советской и зарубежной прессе и был также направлен в МАГАТЭ в качестве официального отчета. Он был также переведен на английский язык и распространялся по зарубежным центрам изучения проблем ядерной энергии.

       18 июля 1989 года в Верховном Совете СССР состоялось слушание обстоятельств и последствий кыштымской аварии. Это слушание, первое в работе Верховного Совета, было организовано тремя комитетами (экологии и рационального использования природных ресурсов, науки и образования и по делам обороны и государственной безопасности).

       6-10 ноября 1989 года в Вене в МАГАТЭ состоялся симпозиум по восстановительным операциям в случае ядерной аварии и радиологической "тревоги". На этом симпозиуме от Советского Союза были представлены четыре доклада по уральской аварии: общий краткий обзор ее обстоятельств (Б. В. Никипелов), принципы расчета доз облучения людей и объектов флоры и фауны (Г. Н. Романов), медицинские аспекты аварий (Л. А. Булдаков и другие) и доклад о динамике первичного и вторичного загрязнения территории в районах Южного Урала (И. А. Терновский и другие). Тексты этих докладов были переведены на английский.

       В январе 1990 года журнал "Энергия" начал публикацию отрывков из моей, изданной в США еще в 1979 году на английском языке, книги "Ядерная катастрофа на Урале" и одновременно - отрывков из ранее секретной книги-отчета "Итоги изучения и опыт ликвидации последствий аварийного загрязнения территории продуктами деления урана", подготовленной в 1974 году группой из 11 авторов под общей редакцией заместителя министра здравоохранения СССР А. И. Бурназяна.

       Эта книга была рассекречена и издана Энергоатомиздатом полностью в 1990 году, но лишь тиражом в... 500 экземпляров. Наконец в марте 1990 года вновь созданное Ядерное общество СССР организовало свой первый научный семинар, который был посвящен экологическим, радиобиологическим и санитарно-гигиеническим аспектам ядерной аварии в Кыштыме. На этом семинаре было сделано около 20 докладов. Труды семинара должны быть опубликованы. В феврале 1990 года я получил письмо от президента Ядерного общества СССР академика Е. Н. Велихова, приглашавшего меня принять участие в работе семинара. Вскоре пришло новое письмо от Ядерного общества, в котором сообщалось, что после семинара, который намечался на 15-16 марта, я смогу посетить непосредственно район Кыштыма. Эта поездка предполагалась 19-21 марта.

       Готовясь к поездке, я получил в нашем институте два очень чувствительных портативных дозиметра. Я также обратился к коллегам в Англии и в США с вопросами о том, на какие проблемы нужно было бы обратить особое внимание. Из всех имевшихся на английском языке материалов было очевидно, что кыштымская авария была наиболее серьезной на планете ядерной катастрофой до Чернобыля.

       При этой аварии в окружающую среду были выброшены около 20 миллионов кюри (единица активности радионуклидов) в основном долгоживущих радионуклидов, из которых 18 миллионов были разбросаны вблизи хранилища отходов, а 2 миллиона кюри сформировали облако, которое разнесло радиоактивность по территории в 15000 квадратных километров. С наиболее загрязненной части этой территории (около тысячи квадратных километров) было эвакуировано все население, почти 11 000 человек. Однако район Кыштыма был дополнительно загрязнен сбросами высокоактивных отходов от производства плутония в реку Теча (до 1955 года), а также в открытый водоем - озеро Карачай (после 1955 года).

       По свидетельству Б. В. Никипелова, высказанному им в Верховном Совете 18 июля 1989 года, и по сообщениям ряда советских газет, в озере Карачай накопилось до 120 миллионов кюри радионуклидов. Вскоре после 1967 года это озеро было засыпано землей и забетонировано для предотвращения вторичного переноса радиоактивности. Причиной непосредственного взрыва хранилища отходов 29 сентября 1957 года была указана детонация высохших отходов, содержащих помимо радионуклидов смесь нитратов с ацетатами, накапливающих как бы побочные продукты от радиохимического выделения плутония, урана и цезия из отработанного реакторного топлива.

       Кыштым (вернее, расположенный неподалеку от него особый город, так называемый Челябинск-40) был главным советским центром по производству плутония для военных целей. В настоящее время старые реакторы постепенно закрываются (уже выведены из строя два из пяти), но одновременно начато сооружение трех новых реакторов на быстрых нейтронах, типа БН-800.

       Большинство моих коллег на Западе не были удовлетворены технической частью советских документов. В них отсутствовали и характеристики контейнеров, в которых хранились высокоактивные отходы, физический и химический механизмы процессов, поведших к взрыву одного из контейнеров, и сведения о судьбе других контейнеров в этом хранилище. Было неизвестно, в каком положении по отношению к индустриальной части Челябинска-40 находилось хранилище отходов, и какие конкретные меры были приняты после взрыва. Высказывалась неудовлетворенность и медицинской частью отчетов: они были крайне избирательны. Я полагал, что у меня будет возможность посетить и непосредственно ту зону, где произошел взрыв, озеро Карачай и Челябинское отделение Института биофизики Минздрава СССР. В 1989 году во время поездки в Кыштым американских конгрессменов (чтобы они могли убедиться в том, что два военных реактора действительно прекратили работу, как было обещано М. С. Горбачевым в его речи в ООН в декабре 1988 года) сопровождавшие делегацию руководители бывшего Министерства среднего машиностроения заявили, что они готовы пригласить в Кыштым Медведева и показать ему все документы, которые ему понадобятся (газета "Вашингтон пост" от 10 июля 1989 года). Я надеялся, что это обещание будет выполнено.

       Для британских и американских экспертов вопрос об инженерной конструкции контейнеров отходов и механизме взрыва был принципиальным. В 1976 году, когда я впервые сообщил о кыштымском взрыве в британском научно-популярном журнале "Нью сайентист", большинство западных экспертов заявило, что взрыв хранилища отходов невозможен. В конечном итоге было признано, что большие территории на Южном Урале действительно загрязнены радионуклидами, но для объяснения причин такого загрязнения выдвигались разные теории, кроме взрыва. Существовали, однако, определенные различия между американскими, британскими и советскими методами химической обработки выгоревших реактивных сборок. Кроме того, как было установлено уже в 1980-х годах, опасность химического взрыва в результате спонтанного разогрева радиоактивной химической смеси считалась отдаленно реальной для нескольких контейнеров, находившихся в Ханфордской резервации в США. За ними поэтому был установлен особый контроль. Высокие концентрации нитратов есть в загружаемых в контейнеры отходах во всех странах, производящие плутоний. Поэтому знание точных причин кыштымского взрыва и его параметров было очень важно.

       Не прошло без внимания западных экспертов и краткое сообщение первого бюллетеня об аварии на Южном Урале (Б. В. Никипелов и др., 1989) о том, что "атомный щит" был создан "в крайне сложных условиях, в т. ч. и для здоровья персонала". Такое заявление требовало конкретизации.

       Эти аспекты проблемы (механизм аварии и ее последствия для здоровья и населения, и "ликвидаторов") были наиболее интересными и для меня лично. По экологии уральского радиоактивного загрязнения к 1989 году было известно уже довольно много, тогда как механизм аварии и ее медицинские аспекты оставались неизвестны. Кроме этого, я хотел узнать и о том, что предполагается сделать с озером Карачай и что произошло с теми 8 тысячами людей, которые были эвакуированы с берегов реки Теча в 1954-1955 годах. Было также важно выяснить, как решена проблема кратковременного и длительного хранения радиоактивных отходов от производства плутония после аварии 1957 года.

       К сожалению, мой визит в район Южного Урала был фактически однодневным. Я смог посетить только территорию экологического заповедника и опытной научной станции сельскохозяйственного направления. Возможности посещения медицинского центра (филиала Института биофизики Минздрава в Челябинске) и зоны аварии (районы радиохимического завода "Маяк", бывшего хранилища радиоактивных отходов и озера Карачай) у меня не было. Не было по этим аспектам и дискуссии на семинаре Ядерного общества СССР.

       Однако, несмотря на отсутствие прямого доступа к документам об обстоятельствах аварии 1957 года, сам семинар, показанный его участникам видеофильм и ряд других источников информации сделали для меня возможным дополнить то, что уже было ранее известно о кыштымской аварии, новыми деталями. В настоящих заметках я излагаю это новое, а также пытаюсь дать критический разбор некоторых официальных версий причин ядерной трагедии и ее последствий.

       Причина взрыва. Официальная версия

       До марта 1990 года существовала только сверхкраткая официальная версия о причинах взрыва хранилища отходов, изложенная в бюллетене от 30 июня и в докладе Б. В. Никипелова для МАГАТЭ. Она ограничивалась одной фразой: "В результате выхода из строя системы охлаждения бетонной емкости с нитратно-ацетатными высокоактивными отходами произошел химический взрыв отходов". Некоторые дополнительные сведения о причинах взрыва были изложены заместителем председателя Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР Е. И. Микериным в его объяснениях, данных группе американских конгрессменов и журналистов, посетивших район Кыштыма в начале июля 1989 года. Микерин в 1957 году работал директором одного из цехов на комбинате в Кыштыме, производящем плутоний, и был поэтому свидетелем взрыва и участником работ после аварии. Объяснения Микерина были воспроизведены в статье в газете "Вашингтон пост" от 10 июля 1989 года. Учитывая положение Микерина как одного из руководителей отрасли, его точка зрения также воспринималась как официальная: "Радиоактивные отходы накапливались в серию контейнеров из нержавеющей стали и бетона, расположенных примерно в одной миле от комбината по выработке плутония. Для охлаждения контейнеров использовались трубки с циркулирующей водой, проходившие по внутренней стенке контейнера. В какой-то период в 1956 году охлаждающие трубки в одном из контейнеров стали подтекать и были отключены... Проведенные расчеты показали, что, несмотря на отсутствие охлаждения, радиоактивные отходы находятся в стабильном состоянии... В результате прошло больше года без каких-либо попыток исправить повреждение системы охлаждения. В этот период отходы стали высыхать в результате индуцируемого ими тепла. Сильно взрывчатые нитратные и ацетатные соли собирались на поверхности... Случайно контрольное приспособление в контейнере дало искру, от которой произошла детонация солей, и произошедший взрыв полностью разрушил и контейнер, и все его содержимое".

       По существу, аналогичная версия была воспроизведена в газете "Правда" в очерке ее научного обозревателя В. Губарева "Ядерный след" (25 августа 1989 года).

       "Их называли "банки вечного хранения". В огромную бетонную емкость (толщина стенок около полутора метров) помещалась "кастрюля" из нержавеющей стали. Специальная система вентиляции и охлаждения действовала автоматически.

       Здесь хранились отходы ядерного производства.

       Уже год действовала эта банка. Несколько раз в день появлялась контрольная бригада. В тот день инженеры ничего необычного не заметили, правда, стенки у одной из банок были теплыми...

       Банки выполняли свою роль, они надежно хранили радиоактивные отходы - и об этом свидетельствовал радиометрический контроль: фон на площадке не повышался...

       Если бы была возможность заглянуть внутрь!

       В одной из банок отказало охлаждение, началось "усыхание" раствора. Выпадал осадок, в нем медленно поднималась температура. Осадок становился плотнее, уровень жидкости понижался... На дне банки образовалась взрывная смесь, по сути - тот самый порох...

       Взрыв был настолько мощным, что бетонную метровой толщины крышку выбросило, как перышко. 90 процентов активности выплеснулось на площадку, а десять процентов рванулось вверх".

       Механизм аварии, представленный в указанных выше сценариях, увы, маловероятен по причинам, которых я и коснусь. Радиоизотопный состав выброшенных отходов, приведенный в таблицах советских отчетов в МАГАТЭ, свидетельствовал о том, что это была сравнительно свежая смесь и что с момента удаления топливной сборки из реактора прошло не больше 200 дней (это легко рассчитывалось по соотношению короткоживущих и долгоживущих радионуклидов). За 200 дней жидкий раствор в закрытой "банке" еще не мог высохнуть и образовать "порох". В докладе Б. В. Никипелова на слушании в Верховном Совете было сказано, что после отказа системы охлаждения произошла усушка раствора с 300 кубометров до 70- 80 тонн высокоактивных в момент взрыва отходов.

       Однако практически невозможно представить, чтобы за содержанием отходов в "аварийном" контейнере в течение года не велось никаких наблюдений, и не было сделано попыток разбавить высыхающую смесь, как это обычно делается в случае отказа систем охлаждения, которые случались и в США и в Великобритании (в Великобритании, к примеру, при отказе системы охлаждения внутри контейнера его содержимое перекачивается в особый резервный контейнер).

       Ранее мне было известно, что в Кыштыме произошел выброс жидких отходов, своего рода выплеск раствора. Это подтверждалось рассекреченным и изданным в 1990 году подробным отчетом под редакцией А. И. Бурназяна. Описание взрыва, хотя и очень краткое, не оставляет на этот счет никаких сомнений: "В результате технической неисправности произошел выброс радиоактивных веществ из хранилища отходов в атмосферу.

       Радиоактивные вещества в виде жидкой пульпы в объеме 250 м³ были подняты на высоту 1-2 км и образовали радиоактивное облако, состоящее из жидких и твердых аэрозолей. Радиоактивные вещества в этих аэрозолях находились в хорошо растворимых соединениях - нитратах. Радиоактивное облако под действием ветра распространялось в северо-восточном направлении, образуя радиоактивный след в результате выпадения аэрозолей".

       Я полагал, что на семинаре Ядерного общества СССР эти проблемы можно обсудить и, наконец, понять, что же действительно произошло 29 сентября 1957 года. К сожалению, механизм самой аварии на семинаре не обсуждался, а представители Министерства атомной энергетики или радиохимического комбината "Маяк", которым можно было бы задать вопросы, на cеминаре просто-напросто отсутствовали. Перед началом семинара участникам был все же показан телевизионный видеофильм о кыштымском взрыве. В этом двадцатиминутном фильме главное внимание уделено работам экологического заповедника, попыткам дезактивации почвы и возвращения ее в сельскохозяйственный оборот. Однако фильм, безусловно, подготовленный в самом Челябинске-40, давал краткое описание технической стороны аварии. Поскольку этот материал является наиболее подробным, и представленная в нем версия хотя и многое не объясняет, все же более достоверна, чем прежние, я считаю необходимым привести здесь дикторский текст фильма, записанный мною в диктофон во время сеанса.

       Текст из видеофильма о кыштымской аварии:

       ...На радиохимическом заводе в процессе производства плутония накапливались жидкие радиоактивные отходы, содержавшие в основном смесь нитратно-ацетатных солей. Отходы передавались на длительное хранение в специальное хранилище. Оно представляло собой комплекс из 60 подземных емкостей, изготовленных из нержавеющей стали. Каждая емкость объемом в 250 кубических метров помещалась в отдельный бетонный каньон, толщина стенок которого составляла 60 сантиметров. Каньон каждой емкости имел перекрытие толщиной в 150 сантиметров из тяжелого бетона. Вес перекрытия был около 160 тонн. Охлаждение емкости осуществлялось путем заполнения каньона водой объемом в 70 кубических метров и периодической замены ее по соответствующему графику. В каждой емкости был предусмотрен контроль за температурой и объемом раствора. Однако в процессе работы из-за нарушения системы контроля произошла утечка радиоактивных отходов и была загрязнена охлаждающая вода. В этих условиях замена охлаждающей воды была прекращена и тем самым, нарушен теплосъем с поверхности емкости, который и привел к взрыву. Взрыв привел к выбросу радиоактивных продуктов в атмосферу и последующему рассеянию и осаждению их на части территории Уральского региона. На расстоянии 130 метров от воронки радиоактивность превышала 1000 000 микрорентген в секунду. На расстоянии порядка 400 метров от места взрыва радиоактивность была от 500 до 400 микрорентген в секунду.

       Суммарная активность выброса в атмосферу составила около 2 миллионов кюри. Пять и четыре десятых процента от суммы активности составил стронций-90 и иттрий-90. Ноль тридцать шесть тысячных процента составил цезий-137, период полураспада которых составляет около 30 лет. Остальные радионуклиды, входившие в состав выброшенных отходов, имели период полураспада меньше года, это цезий (66 процентов), цирконий и ниобий - 24,9 процента. Йод и плутоний в отходах практически отсутствовали. После аварии предприятием были разработаны и осуществлены дополнительные мероприятия по обеспечению безопасности хранения жидких радиоактивных отходов. В частности, физически и морально устаревшие емкости, смонтированные в первые годы работы завода, освобождены, промыты от осадка, заполнены водой и законсервированы. Смонтирована новая система контроля температуры и объема воды и отходов в емкостях, контролируется ряд других параметров. Разработана и внедрена более совершенная технология переработки исходного сырья, резко сокращающая накопление солей в радиоактивных отходах. Разработаны и смонтированы более совершенные емкости хранилища. При этом предусмотрен ряд дополнительных организационных и технических мер безопасности.

       Первое: образующиеся радиолитические газы, водород и метан в каждой емкости разбавляются воздухом до взрывобезопасной концентрации. Осуществлен постоянный отсос газов.

       Второе: на всех емкостях смонтированы более совершенные приборы контроля, выполненные в пожаробезопасном исполнении.

       Третье: в каждой емкости поддерживается определенная регламентируемая температура и уровень осадка. Контроль температуры осуществляется постоянно. При повышении температуры предусмотрены дополнительные меры по рассредоточению раствора и разбавлению его водой.

       Четвертое: предусмотрен также ряд организационных мер. Кроме того, на заводе построены сооружения и ведутся работы по усреднению радиоактивных отходов, подготовке к их упарке и остекловыванию, чтобы можно было хранить отходы в виде инертных стеклоблоков, исключающих радиоактивное загрязнение окружающей среды.

       В результате химического взрыва 29 сентября 1957 года и выброса радиоактивных веществ в атмосферу образовалось облако, которое поднялось на высоту около одного километра и которое под воздействием юго-западного ветра двигалось на север и северо-восток со скоростью около 30 километров в час. При выпадении аэрозолей из облака образовался радиоактивный след..."

       Далее в фильме идут описания экологических и сельскохозяйственных работ в зоне загрязнения.

       Противоречия в описании главной проблемы - прекращения охлаждения "емкости", то есть контейнера отходов, вполне очевидны. По первой версии (Е. И. Микерина) произошла течь внутренних трубок. По второй версии (официальный видеофильм), течь радиоактивных отходов произошла в бетонную "ванну", в которой контейнер расположен. Не исключено, что обе версии имеют основания. Конечно, понимание того, что случилось, требует намного более подробного и вряд ли уместного на страницах популярного издания, описания с техническими и физико-химическими деталями, а также подробного описания развития процесса во времени.

       Здесь я отмечу только, что по каждому из 60 контейнеров обычно ведется журнал наблюдений, в котором фиксируются и температура жидкости, и уровень ее в "банке", и другие детали. Не заметить "усушку" содержимого в течение года, при ясном знании того, что система охлаждения не работает, практически невозможно! Тем более если бригада инженеров появлялась на площадке даже не несколько раз в день, как пишет Губарев, а только раз в неделю.

       С другой стороны, при очень концентрированном растворе внутри контейнера кипение раствора может начаться только при температуре намного выше температуры кипения воды. Поэтому отказ внутреннего охлаждения приводит к разогреву стальной "банки" и закипанию охлаждающего водного содержимого в бетонном каньоне. Судя же по тексту видеофильма, вода в охлаждающем "каньоне" не циркулировала, а периодически менялась "по графику". Трудно представить, что закипание или вообще сильный перегрев этой воды могли быть незамеченными. Но если эту воду перестали менять из-за утечки радиоактивности из контейнера, то и в этом случае произошло бы закипание этой воды (во всяком случае, перегрев).

       Сам по себе перегрев и давление пара могут дать небольшой паровой взрыв с выбросом радиоактивности. Но это не может быть столь мощный взрыв, который был оценен (по воронке и разрушениям) в 70-100 тонн тринитротолуола. (В книге под редакцией А. И. Бурназяна указано, что "выброс радиоактивных веществ произошел в результате взрыва, мощность которого оценивается величиной около 75 тонн тринитротолуола". Б. В. Никипелов в докладе на слушании в Верховном Совете назвал цифру в 100 тонн тринитротолуола.)

       В то же время детонация жидких нитратно-ацетатных солей невозможна, особенно от искры. Порох, чтобы взорваться, должен быть сухим. 250 кубометров концентрированного раствора, закрытого крышкой из тяжелого бетона в полтора метра толщиной и омываемого 70 кубометрами воды, не могут высохнуть до состояния "пороха" в течение нескольких месяцев. Закипание раствора, если оно и произошло, увеличивает концентрацию и соответственно увеличивает и температуру кипения. При кипении с паром вьносятся из "емкости" радиоактивные аэрозольные частицы и поэтому быстрого "усыхания" без увеличения радиоактивного фона на площадке, как пишет об этом Губарев, просто нельзя представить. Явная неполнота или, может быть, намеренная искаженность существующих отчетов о причинах кыштымской аварии делает неизбежной попытку более полной реконструкции того, что действительно произошло в секретном атомном центре на юге Урала. Высказываемые мною догадки и гипотезы, безусловно, будут излишними, как только советские специалисты опубликуют действительно полный технический отчет об этой аварии.

       Причины и последствия взрыва. Попытка авторской реконструкции

       Сперва - об еще одной гипотезе. На этот раз - заокеанской.

       В качестве гипотезы о причинах аварии в Кыштыме группой американских экспертов из Оак-Риджской лаборатории был выдвинут взрыв нитратно-ацетатных солей. И вот на каком основании. Нитраты и нитриты всегда присутствуют в отходах радиохимических процессов при производстве плутония, так как "выгоревшие" урановые стержни обычно сначала растворяются в азотной кислоте.

       Однако ацетаты и вообще органические вещества в ядерных отходах в США не присутствовали, так как в 1940-х и 1950-х годах американцами использовался висмут-фосфатный метод осаждения плутония. Но в США переводились на английский и распространялись по заинтересованным лабораториям все советские работы, связанные с производством плутония. Главные исследования были, конечно, засекречены, но некоторые косвенные исследования позволяли сделать выводы и о их сути. Таким образом, в США обнаружили, что в СССР разработана методика осаждения урана ацетатами натрия. При обработке уранового топлива выделяется не только плутоний, но и уран для повторного использования. Наличие в отходах органического материала (ацетатов) создает возможность взрывоопасной реакции между ацетатами и нитратами при перегреве сухого или высыхающего осадка. Но этот процесс характерен очень быстрым горением (окислением), а не мгновенным взрывом.

       Вывод о присутствии в отходах (в СССР) ацетатов был сделан на основании статьи Д. И. Семенова о метаболизме радиоизотопов в животном организме, опубликованной в Трудах Института биологии Уральского филиала АН СССР (1966. № 46. С. 15-32), в которой был приведен химический состав отходов от производства плутония.

       Однако американские авторы считали более вероятным взрыв аммоний-нитратов, как как они также присутствовали в отходах, благодаря выделению цезия-137 с помощью аммониевых квасцов. Причем в СССР реакторные отходы использовались не только для производства плутония, но и для выделения огромных количеств радиоцезия. В США цезий также выделялся из отходов, но в очень небольшом количестве. При этом также использовался аммоний. В 1950 году в одной из лабораторий на опытном заводе по обработке отходов реактора для выделения радиоцезия в результате накопления очень высоких концентраций аммоний-нитрата в горячем испарителе произошел взрыв. Отчет об этом взрыве имелся в Оак-Ридже. И американские специалисты предположили поэтому, что этот взрыв может быть моделью и того, что произошел в Кыштыме. Но и эта гипотеза тоже кажется мне маловероятной. Усыхание жидких отходов такого типа действительно может дать до 80 тонн сухого осадка. Но при этом его взрыв будет эквивалентен примерно лишь 30 тоннам тринитротолуола, так как аммонал имеет только 40 процентов его взрывной силы. Однако главное даже не в силе взрыва, а в малой вероятности усыхания раствора до состояния, когда может произойти детонация от искры или по другой причине.

       И все же запомним: на атомном заводе близ Кыштыма накапливались нитратные и ацетатные соли. Это было связано с тем, что при радиохимических процессах выделения урана, плутония и цезия использовался ацетатный метод, то есть применялась уксусная кислота. Точную химию всех процессов мы не знаем, но совершенно очевидно, что расщепление органических соединений под действием радиации идет намного быстрее, чем расщепление воды, и поэтому образование метана и метила, очевидно, происходило довольно интенсивно.

       Судя по описанию тех мер, которые внедрялись при постройке нового хранилища отходов после взрыва в сентябре 1957 года (разбавление радиолитических газов, водорода и метана воздухом "до взрывобезопасной концентрации"), прежняя система вентиляции была недостаточной и позволяла накопление и водорода, и метана. При той высокой концентрации радионуклидов, которая применялась в СССР (раз в 6-7 выше, чем в США!), образование радиолитических газов было серьезной опасностью. Эти самые элементарные детали дают возможность гипотетического воспроизведения развития аварии.

       Внутренние трубки охлаждения (если они вообще существовали) дали течь и были отключены. Это привело к разогреву концентрированного раствора радионуклидов в течение около 25-30 часов до температуры выше 100° по Цельсию. Советские отчеты об аварии дают таблицы изотопного состава в выбросе. Главным изотопом был церий-144, составляющий 66 процентов. Вторым количественно был цирконий-95, составлявший 25 процентов.

       Период полураспада церия-144 равен 284 дням, тогда как цирконий-95 имеет полураспад, равный 65 дням. В свежей отработанной реакторной коре содержание циркония несколько выше, чем церия (соотношение 5:3). Оно становится равным тому, которое указано в советских таблицах, примерно через 160 дней. Следовательно, радионуклиды, которые находились в аварийном контейнере, покинули реактор только за 160 дней до взрыва. Заявление о том, что банка "вечного хранения" была без охлаждения больше года, мягко говоря, неточны. Это абсолютно невозможно! Однако после выгружения блоков из реактора их не отправляют сразу на обработку, а выдерживают под водой более 100 дней для распада короткоживущих радионуклидов. Среди них наиболее опасным для жизни является йод-131, с периодом полураспада 8 дней. Я не исключаю, что в конце 40-х годов, когда руководителем всего атомного проекта был по решению Политбюро Берия, долго не ждали. Тогда строительство этих объектов осуществлялось руками узников ГУЛАГа, и вопрос о радиационной опасности решался просто: жизнь заключенных не принималась в расчет. Но в 1956 году пускать урановые блоки в радиохимическую обработку до того, как летучий йод-131 не исчезнет, было уже невозможно. Обычно блоки просто держат под водой в огромных "ваннах", в которых вода медленно циркулирует. Если минимальный срок выдержки должен быть около 100 дней и еще 10-20 дней следует отвести на непосредственно радиохимическую переработку, то практически раствор был залит в контейнер не ранее, чем за 50 дней до взрыва. В советских отчетах 1989 года указывается, что в выброшенной массе были лишь "следы" стронция-89. В отличие от стронция-90, с полураспадом в 28,6 года, стронций-89 имеет период полураспада только 53 дня. Присутствие этого изотопа также говорит о "молодом" возрасте отходов.

       Значит, если смесь была в контейнере только 50-80 дней, то ее "высыхания", даже при кипении, не могло произойти. Нужны годы для того, чтобы раствор действительно упарился до солеобразного состояния (так называемый "солевой пирог"). Описания Микерина, приведенные в газете "Вашингтон пост" ("нитратные и ацетатные соли собирались на поверхности"),- очевидно, ошибка журналиста. Из элементарной химии известно, что при сгущении раствора соли выпадают в осадок. У Губарева в очерке речь идет уже об "осадке", который уплотнялся с повышением температуры. Но до сухого "пороха", о котором пишет Губарев, дело могло дойти значительно за более длительный срок, причем только при отсутствии каньона, наполненного охлаждающей водой.

       Мне наиболее вероятной кажется следующая последовательность событий. Стальная емкость заполнялась в течение определенного, сравнительно короткого срока, вам неизвестного. Но в ней были отходы, поступившие туда, скорее всего, за период от 50 до 100 дней работы радиохимического комбината (до взрыва). Каньон был заполнен водой. При периодической смене воды (частота нам неизвестна) обнаружилась утечка радионуклидов из "емкости" в каньон. Это исключало обычный цикл смены воды. Видимо, утечке предшествовало отключение внутренней системы охлаждения и именно разогрев жидкости вызвал утечку. После остановки активного охлаждения раствор в "емкости" стал нагреваться. Однако закипание, которое началось, очевидно, через 25-40 часов, происходило сначала в каньоне, а не в емкости. Концентрированные растворы имеют более высокую температуру кипения. Но закипание сильно загрязненной воды в каньоне привело к формированию аэрозоля с радиоактивностью.

       Радиоактивный фон во внутреннем помещении хранилища (с 60 емкостями, большей частью от старых захоронений) повысился - не заметить это было невозможно. Возникла аварийная ситуация, и не исключено, что о ней не стали докладывать "наверх" И. Курчатову или в министерство, а решили принять "местные" меры. Средств перекачки жидких отходов в резервную "емкость", очевидно, не было. (Такое решение - перекачка - было бы обычным в США или Великобритании.) Вот и решили просто перекрыть все выходы из тяжелой, в 160 тонн, крышки каньона с "емкостью". По-видимому, рассчитали, что давление пара при слабом кипении будет недостаточным для парового подъема крышки. Понадеялись и на то, что выделение тепла в растворе довольно быстро сокращается за счет распада короткоживущих изотопов (между 200 в 350 днем хранения общая активность радионуклидов снижается более чем в 2 раза).

       При этом опасность накопления радиолитических газов, очевидно, была просмотрена - принимать решения мог человек (физик, а не химик), имеющий слабое представление о химических реакциях. Однако из-за недостаточной вентиляции в закупоренной емкости накопление водорода, метана и кислорода под 160-тонной крышкой могло достигнуть взрывоопасной концентрации в течение 3-4 недель. В этом случае той искры в контрольном устройстве, о которой говорил американцам Микерин, было вполне достаточно для взрыва. Но уже первичный взрыв мог дать и детонацию выброшенного из-под раствора более плотного осадка нитратов и аммония, и ацетатов, а также возгорание того, что могло гореть.

       Во время семинара Ядерного общества СССР 15-16 марта 1990 года один из докладчиков, Н. И. Буров, рассказавший о влиянии выпадения радионуклидов на животных ближайшего колхоза, прежде всего рассказал о том, что сам был свидетелем взрыва, происшедшего в 12 километрах от деревни Бердяниш, в которой он жил и работал ветеринаром. По его словам, взрыв был мощный, все окна и двери в деревне были открыты взрывной волной, и над атомным заводом стало подниматься черное облако. Облако могло, однако, подниматься только в том случае, если что-то горело. Упоминание в тексте видеофильма о том, что в новом хранилище все коммуникации были исполнены в "пожаробезопасном" варианте, является косвенным подтверждением того, что в результате взрыва возник также и пожар.

       В Ханфордской резервации в США опасность взрыва некоторых контейнеров с отходами возникла более чем через 20 лет после их загрузки. Эта опасность была связана не с нитратно-ацетатными, а нитратно-ферроцианидными солями. Ферроцианид применялся на радиохимическом заводе с 1954 года для отделения радиоактивного цезия. Это продолжалось несколько лет. В течение этого периода более 100 тонн цианида попало в контейнеры отходов, причем в некоторых "танках" могло оказаться от 10 до 30 тонн ферроцианида. Ферроцианид в присутствии нитратов и нитритов может спонтанно давать быструю экзотермическую реакцию (то есть взрыв), если температура повысилась бы до 300° по Цельсию. Но реакция могла начаться и при температурах выше 200 °С. Было рассчитано, что в случае взрыва в большом контейнере, он мог бы быть эквивалентным 36 тоннам тринитротолуола. За контейнерами было установлено тщательное наблюдение и в период с 1975 по 1989 годы температура снижалась с 93 °С (в США использовалась шкала Фаренгейта, и это соответствовало 200 °F) до 50- 60 °С.

       По поводу этой проблемы американскому департаменту энергии также был представлен подробный отчет. И в случае кыштымской аварии ее техническую сторону также надо было представить и в столь же подробной форме для специалистов в области атомной энергии из других стран.

       Количество радионуклидов в контейнере, взорвавшемся 29 сентября 1957 года, указанное в 20 миллионов кюри, можно, конечно, принимать только как сугубо приблизительное. Если принять, что в контейнер в 250 кубометрах было загружено 200 кубометров жидких отходов, то это соответствует 100 кюри на литр. Свежее ядерное топливо, выгруженное из реактора снижает радиактивность за счет распада короткоживущих радионуклидов довольно быстро, и через 200 дней в смеси остается только 5 процентов исходного количества (процесс идет с замедлением, и за следующие 200 дней радиоактивность уменьшается только наполовину). Если допустить, что раствор уже был в контейнере до взрыва от 50 до 80 дней, то при загрузке концентрация радионуклидов в растворе была небольше 400 кюри на литр. Но этой концентрации вполне достаточно, чтобы температура превысила уровень кипения воды. С точки зрения производства плутония, это количество, однако, не слишком велико, оно приблизительно равно одному реакторному циклу (5-6 месяцев) одного из пяти реакторов, производивших на комбинате плутоний. Поэтому, безусловно, что рядом было много других, уже заполненных ранее или позднее контейнеров. Сколько, же из 60 контейнеров было уже загружено в хранилище, остается пока неизвестным. А ведь это, без сомнения, очень важный вопрос.

       Вероятность первичного взрыва именно радиолитических газов водорода и метана делает возможным вопрос - не мог ли такой взрыв и быть основным в кыштымской аварии. Однако эксперты из Селлофильда, с которыми я обсуждал эту ситуацию, подсчитали, что даже при самой неблагоприятной концентрации водорода в контейнере взрыв газов будет эквивалентен только 10-20 килограммам тринитротолуола - этого не хватит, чтобы сбросить крышку в 160 тонн.

       Водород - легкий газ, а для мощности взрыва важна прежде всего масса взрывчатого вещества. Даже если бы водород накапливался бы в пространстве над контейнерами, то и 10000 кубов дадут взрыв только в одну тонну тринитротолуола. Поэтому водородный или водородно-метановый взрыв газов не мог подбросить крышку в 160 тонн, "как перышко", отшвырнуть "Победу" Булдакова и раскрыть все окна и двери в деревне, расположенной в десятке километров от комбината. От кыштымского взрыва детонировала какая-то огромная масса вещества, порядка двухсот тонн. Но в случае жидкости детонация аммоний-нитрата является более вероятной. Не исключены и другие варианты. К тому же при взрывоопасной концентрации аммоний-нитратных (и очевидно, с нитратами и ацетатами) смесей содержание в контейнере радионуклидов окажется выше, чем 400 кюри на литр. Все это показывает, что подробный отчет об аварии (ее техническая и химическая стороны) чрезвычайно необходим. Имеющиеся объяснения во всех отношениях пока неудовлетворительны.

       Что случилось с другими контейнерами в хранилище отходов?

       По данным ЦРУ, которые я получил с помощью Акта о свободе информации, контейнеры с отходами в районе Кыштыма были под землей, а верхняя часть - на уровне поверхности. Расстояние между контейнерами было не больше 20 футов (то есть около 7 метров). При взрыве одного контейнера стальными осколками оказались повреждены и другие. В Москве, во время семинара, и во время поездки на опытную станцию при Кыштымском заповеднике я продолжал спрашивать о том, что произошло с другими контейнерами, каков был размер воронки от взрыва, и как производилось наблюдение за остальными контейнерами после катастрофы, когда территория вокруг была очень сильно загрязнена.

       По данным официального отчета (под редакцией А. И. Бурназяна), рассекреченного и изданного перед семинаром, мощность дозы гамма-излучения на расстоянии 100 метров от хранилища была 0,1 р/сек, то есть около 360 рентген в час. Полоса "следа" длиной в 1-2 километра, и шириной около километра имела радиоактивность порядка 140 000 кюри на квадратный километр. Некоторые работы по генетике почвенных водорослей, которые я изучал, проводились в 1967-1971 годах на участках с радиоактивностью только по стронцию-90: на уровне одного кюри на квадратный метр. На слушании в Верховном Совете доктор биологических наук В. А. Шевченко в ответ на мой вопрос о локализации этих участков почвы ответил, что они были вблизи места аварии. Значит, осенью 1957 года на одном квадратном метре было не менее 10 кюри радиоактивности с преимущественным гамма-облучением.

       Во время дискуссии 20 марта 1990 года с несколькими сотрудниками опытной станции в Кыштымском заповеднике мне сказали, что в итоге взрыва были повреждены два соседних контейнера. Характер этих повреждений и возникшие при этом проблемы не обсуждались.

       В США за 25 лет производства плутония (с 1948-го до 1973 гг.) в Ханфордской резервации было наработано около 300 000 кубометров высокоактивных жидких отходов, хранившихся в 151 контейнерах.

       В СССР в 1950-х годах производство плутония было почти в 3 раза ниже американского. В период с 1950-го до 1957 года было произведено, очевидно, не более 10 000 кубических метров более концентрированных жидких отходов. На радиохимическом заводе в Селлофильде в Великобритании за 30 лет было произведено около 3000 кубометров высокоактивных отходов, но в Великобритании концентрация радионуклидов в жидкости, заливаемой в контейнеры, была максимальной. Но 10 000 кубометров означали, что в кыштымском хранилище были заполнены уже не менее 40 "емкостей" из 60 построенных.

       Существует наука о взрывах. Есть таблицы самых мощных индустриальных взрывов и их последствий. Самый мощный индустриальный взрыв в истории произошёл в Германии в 1921 году в Оппау. Там взорвался открытый склад, в котором хранились запасы аммоний-нитрата, использовавшегося в качестве удобрения. Взорвалась масса примерно в 4000 тонн. Было убито 1100 и ранено 1500 человек, и повреждения построек произошли на расстоянии до 7 километров от места взрыва. Взрывы мощностью в 100 тонн ТНТ обычно входят в таблицы 50 самых мощных индустриальных взрывов.

       При таком взрыве, как можно заключить из сравнения с другими взрывами такой же мощности, может образоваться воронка до 100 метров в диаметре и до 10 метров в глубину. Серьезные повреждения построек наблюдаются на расстоянии до 300 метров от эпицентра и некоторые повреждения на расстоянии до километра. Осколки и другие объекты от взрыва разбрасываются на расстояние от 2 до 4 километров. Стекла в зданиях разбиваются на расстоянии от 8 до 10 километров от эпицентра. Только два из двадцати индустриальных взрывов такой мощности обошлись без человеческих жертв.

       Поскольку хранилище, судя по свидетельствам очевидцев, было расположено примерно в полутора километрах от индустриальной части Челябинска-40, то все окна в зданиях завода были, несомненно, выбиты. Какие-то участки индустриальной зоны были, безусловно, загрязнены. В очерке Губарева "Ядерный след", который я уже цитировал, взрыв хранилища также описывается со слов очевидца, Л. А. Булдакова:

       "Булдаков чуть опаздывал, а потому прибавил газ... И в этот момент "Победу" отбросило в сторону. Булдаков резко затормозил, сразу не поняв, что произошло. Он посмотрел в сторону комбината: там, над корпусами, начал подниматься столб дыма. Он рос быстро, вот уже достиг облаков... Взрыв? Но почему?

       Столб дыма образовался над площадкой, где находились емкости с радиоактивными отходами".

       В этом же очерке даются свидетельства Б. В. Никипелова:

       "Уже более двух лет я работал на этом предприятии, - вспоминает Борис Васильевич,- секретность была высочайшая: я даже не знал, что на нашей территории есть хранилище... Об аварии никто не говорил. Но мы понимали, что ситуация очень серьезная, потому что пришлось сменить всю одежду... Даже деньги в городе были "грязные". Кстати, чем меньше купюра, тем она "грязнее" - быстрее "ходила по рукам"...

       С сентября 57-го в этом городе, прежде чем войти в свою квартиру, хозяева снимали обувь. Сначала это было необходимостью - зачем заносить "грязь" в квартиру? - теперь стало привычкой".

       Судя по этому описанию, радиоактивное загрязнение захватило не только индустриальную зону, расположенную на юго-восточном берегу озера Кызылташ, но и сам город атомщиков на северо-западном берегу этого же озера. Описания Булдакова и Никипелова подтверждают, что возник и пожар, ибо только в таком случае над корпусами мог "подниматься столб дыма". Это также подтверждает, что взрыв действительно был очень близко от реакторов и комбината "Маяк", так как со стороны казалось, что столб дыма поднимается именно над корпусами. "Победа" - довольно тяжелая машина, и если ее "отбросило в сторону", то взрыв действительно был достаточно мощный. Все это говорит о том, что реальная авария была намного серьезней, чем взрыв только одной "банки вечного хранения".

       Описание этого взрыва со всеми его техническими деталями и последствиями и для хранилища отходов, с имевшимися там 60 "емкостями", и для всей рядом расположенной индустриальной зоны, и людей, которые должны были там работать в течение определенного времени, даже если реакторы были временно остановлены, и для "ликвидаторов", которым пришлось проводить дезактивацию, и для жителей городка атомщиков должно быть рассекречено и опубликовано. Отчет А. И. Бурназяна - единственный пока рассекреченный документ - касается только судьбы сельскохозяйственного населения, проживавшего в зоне "радиоактивного следа": ближайшая к взрыву деревня была расположена на расстоянии в двенадцать с половиной километров от места катастрофы.

       Но пока нет никаких данных о том, каковы были медицинские последствия для тех, кто работал в "закрытой" зоне, и для тех, кому пришлось ликвидировать последствия загрязнения от 18 миллионов кюри, выброшенных взрывом, перезахоронить отходы из поврежденных "емкостей" и вообще решать судьбу всего хранилища. Я полагал, что все эти проблемы будут обсуждаться на открытом семинаре Ядерного общества СССР.

       Организация этого семинара, посвященного ядерной аварии на Южном Урале в 1957 году, была, безусловно, победой гласности. Сейчас уже очевидно, что секретность принесла очень большой практический и моральный вред перспективам развития атомной энергии в СССР и подорвала авторитет самой ядерной физики. Поэтому создание Ядерного общества СССР преследовало своей целью восстановить этот авторитет и изладить обмен информацией внутри отрасли и между учеными СССР и других стран в области атомной энергии, радиационной медицины и экологии.

       На семинаре был представлен 21 доклад по экологическим, сельскохозяйственным и медицинским аспектам аварии на Южном Урале. Однако большая часть данных касалась исследований, проведенных в районе радиоактивного следа в 1950, 1960 и 1970-х годах. Технические проблемы (механизм взрыва, анатомия развития аварии, проблема хранения отходов, дезактивация наиболее загрязненных участков) не обсуждались, и ядерные физики участия в семинаре не принимали.

       На семинар не приехали и сотрудники радиохимического предприятия "Маяк". Почти все участники, кроме Г. Н. Романова и Л. А. Булдакова, были бывшими сотрудниками Опытной научно-исследовательской станции (ОНИС), созданной профессором В. М. Клечковским в 1958 году для изучения сельскохозяйственных и экологических аспектов аварии. Поскольку труды семинара должны быть опубликованы, то я не буду давать обзора докладов, а отмечу те проблемы, которые выявились в ходе дискуссий и которые предстоит решать в будущем. Прежде всего - это проблема здоровья населения.

       Кыштымская авария в 1957 году и проблема здоровья

       На семинаре был представлен доклад Л. А. Булдакова "О медицинских последствиях аварии". Однако этот доклад практически полностью повторил те данные, которые раньше были включены в Бюллетень от 30 июня 1989 года и в доклад, предсдавленный в МАГАТЭ в ноябре того же года. Автор даже не стал переделывать свои диапозитивы и поэтому все они были показаны на английском языке, понятном далеко не всем из присутствовавших на семинаре 300 человек.

       Других выступлений по медицинским проблемам Кыштыма не было. Если кратко суммировать суть выводов из доклада Булдакова, то они сводятся к тому, что никаких специфических вредных последствий от выброса радиоактивных продуктов не было. Не было увеличения лейкозов, угнетения костного мозга, инфарктов, гипертонии, лучевой болезни, аномалий развития детей или повышения детской смертности. У 21 процента из числа эвакуированных фиксировалось снижение количества лимфоцитов в периферической крови и иногда встречались функциональные неврологические расстройства. Для людей, не очень знакомых с медициной, я могу отметить, что уменьшение числа лимфоцитов свидетельствует об угнетении иммунологической системы, что означает общее снижение устойчивости организма к инфекционным заболеваниям. Медицинский доклад на семинаре меня не удовлетворил явной тенденциозностью и отсутствием многих данных.

       Встречались и прямые противоречия. Например, в опубликованном Бюллетене и во всех газетных публикациях о кыштымской аварии 1957 года указывалось, что в течение первых 7- 10 дней были эвакуированы только 600 человек. Однако в докладе для МАГАТЭ, повторенном и на семинаре, эта цифра без дополнительных объяснений оказалась равной... 1154! Во всех сообщениях 1989 года, и в докладах для МАГАТЭ, и на семинаре сообщалось, что плановая эвакуация населения в последующие два года (10830 человек) была проведена с территории, где плотность загрязнения стронцием-90 выше, чем 2 кюри на квадратный километр.

       Но в более обстоятельном докладе под редакцией А. И. Бурназяна, подготовленном еще в 1974 году, говорится, что на основании "предложения промышленного министерства, Министерства здравоохранения СССР, Совет Министров СССР и Совет Министров РСФСР приняли решение о дополнительной эвакуации населения с территории, плотность загрязнения которой превышала 4 кюри/км² по стронцию-90, была образована санитарно-защитная зона со специальным ограничительным режимом".

       Судя по докладу Никипелова в МАГАТЭ и Бюллетеню от 30 июня 1989 года, загрязненная территория, на которой проводился медицинский контроль, была равна 15000 квадратных километров. В докладе Бурназяна эта же территория указана равной уже 23 000 квадратных километров. Поскольку период полураспада стронция-90 равен около 30 лет и за прошедшие после аварии 32 года (к 1989 году) практически не было вымывания его из почвы, то современные цифры явно пересчитаны на современное состояние и отражают текущую картину. Такой подход научно необоснован и создает путаницу. Этот метод типичен и для существующей практики описания загрязненных территорий вокруг Чернобыля. В 1989 году впервые были опубликованы карты с указанием уровней радиоактивности по цезию-137, а указаны "цезиевые пятна", где все еще живет население. Но при этом не указываются уровни радиоактивности на этих территориях в 1986 и 1987 годах, когда они были максимальными.

       Радиоцезий несколько более подвижен в экологических средах и в организме, чем стронций-90, и поэтому снижение активности по цезию идет быстрее, чем по стронцию. Стронций-90 также считается более лейкогеничным, так как фиксируется в костях и очень медленно выводится из организма. Поэтому стронций-90 аккумулируется в организме постоянно, если человек живет на загрязненной территории. Радиоцезий сравнительно легко выводится из организма при переходе на чистое питание. Поэтому предельно допустимые дозы поступления в организм по стронцию-90 ниже, чем по цезию-137.

       В докладе Булдакова все эвакуированное население разделено на пять групп: А, В, С, Д и Е. Группа А представлена четырьмя населенными пунктами, эвакуированными в течение 7-10 дней после аварии (1164 человека). Люди в этой группе получили максимальные дозы облучения. Группа В (в 280 человек) была эвакуирована через 250 дней. Группы С и Д (2000 и 4200 человек) эвакуированы через 330 дней, и группа Е, составлявшая 3100 человек, была эвакуирована через 670 дней.

       Несмотря на эту дифференцировку по группам, дальнейшие медицинские данные ее игнорируют, так как, по-видимому, не было сохранено дифференцированного наблюдения. Почти в каждой таблице сравниваются между собой разные контингенты и эвакуированное население отдельно не включается. Особенно неудовлетворительна таблица Булдакова "Смертность детей до года". В этой таблице нет данных по смертности детей в группах эвакуированного населения. В ней дана смертность детей для тех групп сельских жителей, которые продолжали жить на загрязненной территории с уровнями стронция-90 между одним и двумя кюри на квадратный километр. Смертность детей до года в этой группе равна 27,7 на 1000 рождений.

       К сожалению, авторы не указывают календарные годы, которым эта цифра соответствует. А она выше средней по СССР и РСФСР для всего периода с 1965-го по 1980 год. Однако в первом контроле, охарактеризованном как контроль за "населением, живущим близко к зоне", смертность была еще выше - 31,4. В главном контроле за "населением, живущим далеко от загрязненной золы", смертность детей до года повышается до 38,6 на 1000 рождений, причем почти половина из них, 16,1, умирала от воспаления легких, что говорит о слабости иммунной системы. 38,6 - это недопустимо высокая детская смертность, и она говорит только о том, что эта группа населения никак не могла служить контролем.

       Совершенно очевидно, что в индустриальных районах Урала есть контингенты населения, живущие вблизи очень вредных производств с большим уровнем химического загрязнения. Детская смертность, скажем, в городе возле медеплавильного завода или в районе Челябинского металлургического комплекса может оказаться выше, чем в сельских районах, загрязненных стронцием-90. Но такие контингенты просто нельзя сравнивать.

       В РСФСР смертность детей до года была 23,0 в 1970 году и 22,1 в 1980 году. В Узбекистане в 1980 году смертность детей до года была 31,0. Булдажов и др. не указывают, в каком конкретном месте был выбран главный контроль. Но только то, что в загрязненных стронцием-90 территориях умирало от воспаления легких в 10 раз меньше детей (1,6), говорит не об отсутствии вредного действия этого радионуклида, а о намеренно неверно выбранном "контроле". В то же время от "расстройств питания" на территории "стронциевого следа" умирало 15,2 ребенка на 1000 рождений, в первом контроле 12,2, а в главном контроле только 5,1. Но инфекции уносили больше детских жизней в главном контроле.

       Когда в 1989 году Никипелов, Булдаков и другие готовили публикацию информационного Бюллетеня и свои доклады для МАГАТЭ, они, безусловно, не предвидели, что основная работа, на которой базировались их цифры,- "Итоги изучения и опыт ликвидации...", составленная двенадцатью авторами под редакцией А. И. Бурназяна, будет рассекречена и издана ограниченным тиражом. Ни Булдаков, ни Никипелов, ни другие их коллеги, представлявшие доклады в МАГАТЭ, не являются соавторами отчета А. И. Бурназяна, и они представляют свои таблицы так, как будто это результат каких-то других исследований. Между тем новые таблицы - это в основном слегка сокращенные и адаптированные старые таблицы и отражают они очень незначительный объем наблюдений. Так, например, таблица № 10 из доклада Булдакова "Смертность детей до года" для МАГАТЭ (ей соответствует таблица № 7 в Бюллетене от 30 июня 1989 года) представляет собой не оригинальное исследование, а сокращенную и видоизмененную таблицу № 81 "Смертность среди детей до года..." из отчета... под редакцией А. И. Бурназяна.

       В трех документах с разными авторскими коллективами есть и другие общие таблицы и данные, причем совершенно очевидно, что публикации 1989 года (Никипелов и др. и Булдаков и др.) обращаются с данными отчета 1974 года (под редакцией А. И. Бурназяна) совершенно произвольно. По существу, это носит характер малокомпетентной фальсификации данных. Например, в отчете 1974 года в разделе "Состояние здоровья населения в первые два года после аварии" указано, что "значительную дозу (около 100 рад) получили солдаты воинской части, находившиеся в карауле в период прохождения радиоактивного облака и выпадения активных аэрозолей. При обследовании в течение первого месяца после аварии 153 солдат ни у кого типичной картины острой лучевой болезни обнаружено не было". Однако, как отмечается в этом отчете, у 21 процента обследованных наблюдалось уменьшение числа лейкоцитов в крови.

       Через два года были обследованы 236 бывших жителей населенных пунктов, эвакуированных в первые дни (7-10 дней), в том числе 139 взрослых и 97 детей. Обследование велось в амбулаторных условиях (то есть однократно). При сравнения этого контингента с контрольным у облучавшихся взрослых значительно чаше, чем в контроле, отмечался в периферической крови лейкоцитоз. У 32,5 процента взрослых было больше 9000 лейкоцитов в кубическом миллиметре крови (норма - 6000). Для детей цифры вообще почему-то не приводятся, очевидно, они были еще хуже. Лейкоцитоз может указывать на ранние формы лейкемии. У взрослых этого же контингента "в 51-52 процентах случаев регистрировались те или иные общесоматические заболевания. Среди последних, преобладали заболевания сердечно-сосудистой системы, атеросклероз, гипертоническая болезнь, кардиосклероз... Среди заболеваний органов дыхания (12,5-20,5. процента) преимущественно отмечалась эмфизема легких, пневмосклероз и хронический бронхит..."

       Однако в Бюллетене цифра в 21 процент для тех, у кого наблюдается уменьшение числа лейкоцитов, дается уже не для 153 солдат, подвергшихся облучению, а для всех 5 тысяч человек, обследованных в разное время в течение 3 лет после аварии, а о медицинских обследованиях тех, кто входил в первую, наиболее облученную и затронутую ингаляционным поглощением "горячих частиц" группу населения, вообще ничего не говорится.

       Особенно странным кажется отсутствие данных по детским лейкозам. Хорошо известно, что первыми отрицательными показателями действия облучения на население является увеличение случаев лейкемии у детей. Возрастание детской лейкемии облученных групп населения начинается через два года после облучения и достигает пика через пять лет. Таких наблюдений за лейкемией у детей просто не проводилось, или они скрываются. Один случай лейкоза со смертельным исходом описан, в газете "Советская Россия" (1989, 26 сент.) со слов жительницы деревни Сатлыково Г. Г. Нигматуллиной (умерла ее дочка). Именно эта деревня была в числе тех, которые были эвакуированы в течение 7-10 дней.

       В докладе под редакцией А. И. Бурназяна в главе "Состояние здоровья и смертность населения в последние сроки (через 3-12 лет) после аварии" указано, что "через 2-5 лет после аварии в амбулаторных условиях было обследовано 1763 человека". Контрольная группа состояла всего из 984 человек. Далее описываются некоторые изменения в составе элементов крови у облучавшихся по сравнению с участниками контрольной группы. Для изучения влияния радиоактивности на органы дыхания в течение 3-12 лет после аварии были обследованы 7799 человек. Было обнаружено явное увеличение случаев заболевания бронхиальной астмой среди облученного населения, но авторы не связывают это с радиоактивностью, а предполагают наличие... "каких-либо трудно учитываемых факторов нерадиационной природы". Бюллетень указывает, что повторные наблюдения здоровья населения, живущего на территории радиоактивного следа, проводились раз в 10 лет.

       Путаница в характеристике групп в таблицах доклада Булдакова для МАГАТЭ и отрывочность материалов по так называемому "позднему" действию облучения на население, живущее на территории радиоактивного следа, отсутствие дифференцированных данных по разным группам эвакуированного населения - все это говорит о том, что систематического исследования здоровья эвакуированного населения и населения, продолжающего жить на территории радиоактивного следа, просто не проводилось.

       В то же время известно, что после аварии в Челябинске был создан довольно большой секретный центр по медицинской радиологии, именовавшийся как филиал Института биофизики Минздрава СССР. В этом центре было и клиническое отделение. Объем данных, которые пока опубликованы, составляет лишь малую часть результатов, которые могут быть получены медицинским учреждением такого масштаба за 30 лет. Если отрывочность, противоречия и вообще ограниченный объем данных, которые касаются эвакуированного и неэвакуированного сельского населения, не являются умышленной выборкой, а отражают реальную картину (что, как мне кажется, наиболее вероятно), то напрашивается логический вывод о том, что филиал Института биофизики был создан в Челябинске совсем не для изучения здоровья сельского населения на территории загрязнения и тех, кто был эвакуирован, а прежде всего, для наблюдений за здоровьем "ликвидаторов аварий", рабочих и жителей секретного города Челябинск-40, которые в большей степени, чем сельские жители, подверглись действию облучения и "горячих частиц". 153 солдата, находившиеся в карауле в день взрыва и получившие около 100 рад каждый, - это небольшая часть контингента, которому пришлось более непосредственно столкнуться с проблемами облучения. Но ведь кроме тех двух миллионов кюри, которые вошли в радиоактивное облако, были и те 18 миллионов кюри которые в виде жидкой пульпы загрязнили территорию вокруг хранилища в радиусе более километра. Нужна была и срочная защита многих тысяч тонн концентрированных растворов радиоактивных отходов в других контейнерах. Медицинские проблемы "ликвидаторов" Чернобыля (около 600000 человек) сейчас уже достаточно хорошо известны. Медицинские проблемы "ликвидаторов" кыштымской аварии, как и вообще сам характер их работы в 1957-м и 1958-году, остаются пока государственной тайной.

       Особую проблему составляет и вопрос о здоровье населения, эвакуированного с берегов реки Теча до 1957 года. По данным советской прессы, около 8000 человек были эвакуированы с берегов реки Теча, в которую сбрасывались радиоактивные отходы с начала работы комбината. Эти эвакуации датируются 1954-1955 годами и были связаны с наблюдениями за ухудшением здоровья жителей, употреблявших воду из реки. Ни один из документов, ставших известными в 1989-м и 1990 годах, не дает никаких сведений не только о здоровье, но и вообще о судьбе этой группы людей.

       Об озере Карачай - "кладовой" радионуклидов

       О существовании сверхзагрязненного озера Карачай ни Бюллетень от 30 июня 1989 года, ни другие сообщения, сделанные об аварии, до начала июля 1989 года не упоминали. Первые сведения об этом озере были опубликованы в статье о кыштымской аварии в "Комсомольской правде" 15 июля 1989 года: "Для переработки топлива с ядерного реактора был создан радиохимический завод. В течение 1949-1952 годов эти отходы сбрасывались... в открытый водоем! Впоследствии было принято решение использовать бессточные водоемы. Одним из них стало озеро Карачай, куда было "выброшено" 120 миллионов, кюри! (Это в два с половиной раза больше, чем в Чернобыле!)".

       Озеро Карачай упоминалось и в докладе Б. В. Никипелова на слушании в Верховном Совете 18 июля 1989 года, а также в объяснениях, данных о кыштымской аварии заместителем Председателя Совета Министров СССР Л. Д. Рябевым в Верховном Совете СССР в августе 1989 года. (Аргументы и факты. 1989. 26 авг. - 1 сент. № 34). Никипелов сообщил, что это озеро к настоящему времени полностью забетонировано и в последующем будет ликвидировано,

       Происхождение озера Карачай и изотопный состав этого огромного количества радиоактивности пока неясны. Однако сброс радиоактивности в открытые водоемы практиковался и в США в Ханфордской резервации - там вода от охлаждения реакторов, а также огромные количества жидких радиоактивных отходов, классифицированных как "сильно разведенные", сбрасывались в реку Колумбия и выносились в Тихий океан. При производстве плутония только очень концентрированные жидкие смеси накапливаются в особых контейнерах. Миллионы литров дополнительных жидких отходов более низкой концентрации невыгодно хранить в технически сложных и дорогих емкостях, и от них предпочитают избавляться простым и дешевым способом.

       Точное расположение озера Карачай пока неизвестно и на крупномасштабных картах этого района, сделанных до 1953 года, озера с таким названием мне не удалось найти. Однако на картах, сделанных со спутников в конце 1970-х годов американцами и опубликованных в отчетах Оак-Риджской лаборатории в 1980 году, а также в особом отчете Лос-Аламосской лаборатории в США в 1982 году видно озеро, почти полностью покрытое каким-то материалом, недалеко от радиохимического комбината. Особенно ясно это озеро видно на картах, сделанных со спутников и опубликованных в конце 1988 года шведской компанией Space Media Nctmork, сделавшей коммерческий видеофильм о кыштымской аварии. Копию этой видеокассеты я подарил Ядерному обществу СССР.

       В документах ЦРУ есть данные о постройке в этом районе искусственного озера с бетонным дном для сброса радиоактивных отходов. В докладе сотрудников американского ядерного центра в Лос-Аламосе (где была создана первая атомная бомба) также упоминается о том, что в районе Кыштыма жидкие радиоактивные отходы многие годы сбрасывались в открытый непроточный водоем. Из-за накопления радионуклидов этот водоем стал высыхать (так как радионуклиды повышают температуру воды) и стал опасным из-за разноса радиоактивности. По данным этого отчета, "...где-то в 1960-х годах заключенные стали засыпать это озеро землей, привозимой на самосвалах (а также песком). Поверхность загрязненного озера была покрыта более чем на метр землёй. Когда грузовики и самосвалы становились слишком загрязненными, они также оставлялись на дне и покрывались землей. Шоферов этих самосвалов называли "смертниками". Это были заключенные с большими (10-15 лет) сроками, и им обещали сократить их. Они жили в особых бараках и там же умирали".

       Эта информация почерпнута из источников ЦРУ. Использование заключенных в этом районе, по крайней мере до 1955 года, известно и по многим советским источникам (для строительства атомных объектов). Несомненно, что прежде чем покрывать озеро бетоном, нужно было покрыть его землей или песком. Авторы Лос-Аламооского отчета считают, что в составе таким образом "захороненных" радиоактивных отходов были взрывоопасные нитраты и горючие органические вещества.

       Об озере Карачай на семинаре Ядерного общества СССР упомянул только Н. А. Корнеев, бывший директор Опытной научно-исследовательской станции при Кыштымоком центре. В 1975-м или 1976 году Н. А. Корнеев, которого я хорошо знал еще по Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве, переехал в 06нинск, где был назначен директором Института сельскохозяйственной радиобиологии. Корнеев в своем докладе упомянул о сильном вторичном загрязнении вокруг озера Карачай, которое создало цезиевые "пальцы" в южном направлении. Это загрязнение произошло в 1967 году из-за возгорания каких-то донных остатков, причем само возгорание произошло в результате отстрела охотниками уток, садившихся на воду озера. (Очевидно, очень радиоактивная вода озера создавала проблемы сильного загрязнения водоплавающих птиц, прилетающих в этот район весной.) "Языки" загрязнения протянулись на юг на расстояние нескольких десятков километров. Однако Корнеев называл это место не озером Карачай, а "Карачаевским болотом". Сюда выбрасывалась часть радиоактивного цезия, выделявшегося радиохимическим комбинатом "Маяк". При обсуждении доклада Корнеева (вряд ли дискуссия войдет в опубликованные тексты, если их вообще опубликуют) выяснилось, что "Карачаевское болото" создавало цезиевые проблемы еще в 1962 году. В 1967 году при определении уровней радиоактивности по "языкам" цезия "схватил" и изрядную дозу один из дозиметристов. В более близких к озеру участках радиоактивность определяли, подъезжая к нему на... танках.

       О загрязнении 1967 года, о котором вспоминал Н. А. Корнеев, мне было известно с 1988 года по неопубликованной работе бывшего сотрудника Челябинского филиала Института биофизики Минздрава. В марте 1988 года из Голландии мне передали солидную (122 стр.) рукопись на русском языке, написанную Николаем Гавриловичем Ботовым: "Аварийное ветровое загрязнение радионуклидами объектов внешней среды и населения Челябинской области", или "АВЗ-67/72", данные натурных наблюдений и математическая теория". Автор этой работы являлся членом группы за установление доверия между Востоком и Западом и решил передать эту рукопись для изучения в МАГАТЭ, ВОЗ, Международный комитет радиационной защиты, а также в Государственный комитет по науке и технике СССР и в АН СССР, ряду иностранных антиядерных групп.

       Н. Г. Ботов, как мне оказали, хотел, чтобы на его работу обратили внимание и в СССР, и за рубежом. Работа не имела характера описания того, что же в действительности случилось. Автор считал, что он нашел формулы и алгоритмы для предсказаний характера распределения изотопов в разных средах, и хотел, чтобы его метод стал достоянием науки. Работа насыщена сложными уравнениями, графиками, иерархиями моделей и всякими непонятными для меня компьютерными схемами. Во введении автор дает список своих работ, но это в основном тезисы закрытых и полузакрытых научных конференций в Челябинске и Свердловске за период с 1972-го по 1977 год.

       Автор впервые для меня применил термин "Восточно-уральский радиоактивный след", или ВУРС. Но среди сотен уравнений и множества графиков, формул и алгоритмов я все же смог определить, что в 1967 году ранней весной из-за очень сухой погоды стали отступать от берегов некоторые озера, обнажая очень загрязненные донные участки. То, что именно донные участки здесь наиболее насыщены радионуклидами,- это хорошо известно и из других работ. Ветер разносил высохшие донные отложения в течение всего лета. Частично история повторилась и в 1968 году.

       Автор конкретно указывает район Кыштыма и Челябинск-40. Весна пришла ранняя, снега было мало, влаги в почвах - тоже, и мелководные водоемы начали подсыхать. Дули сильные ветры, и можно было визуально наблюдать маленькие смерчи. Подсыхания не избежали и водоемы, обслуживавшие предприятие "Маяк". (Эти названия в 1988 году были для меня внове. Химкомбинат "Маяк" также обозначался в рукописи как Челябинск-65. Название Челябинск-40 относилось к остальной части комплекса.) Это не было необычным - в учреждениях такого уровня секретности каждое производство имеет автономную структуру и свою собственную систему пропусков. Первое заметное распространение радиоактивности было отмечено 18 марта 1967 года. К концу мая загрязнение было явным к югу от прежнего начала ВУРСа, причем в некоторых участках плотность загрязнения была порядка 8 кюри на квадратный километр. В зоне радиации оказалось около 30 000 сельских жителей! Естественный фон повысился здесь в 20 раз. Но к августу 1967 года содержание изотопов в окружающей среде и в пище людей этого района снизилось в пять раз и не представляло прямой опасности. Однако автор в таблице изотопного состава загрязнения указывает цезий-137 как доминирующий изотоп. Присутствие значительного количества цезия-137 неожиданно. Если это не ошибка, то означает, что разнос радиации был не от остатков радиоактивного следа после взрыва 1957 года, а из какого-то другого объекта (высыхающего водоема), в который ранее или позднее сбрасывались отходы без предварительного выделения цезия-137, либо обогащенные цезием. Присутствие цезия-144 и циркония-95 также указывало на то, что это была относительно свежая смесь радионуклидов, а не остатки от выброса 1957 года.

       Автор называет и пострадавшие деревни: Сарыкумяк, Пимики и Каиниуль. Это в основном башкирские поселения, но со значительным процентом русских жителей. Все эти данные содержались в рабочих журналах филиала Института биофизики Минздрава СССР, в котором автор работал в 1970-1972 годах. Сам он не был в Челябинске ни в 1957-м, ни в 1967 году. Задача автора состояла в обработке данных на ЭВМ. В 1976-м и 1977 годах Н. Г. Ботова, по его утверждениям, вызывали в прокуратуру и КГБ, где обвинили в нарушении подписки о неразглашении тайны в связи с его изложениями данных об аварийном ветровом загрязнении 1967 года в докладах на конференциях. После 1972 года автор не имел допуска к секретным работам и работал до 1978 года в Челябинском политехническом институте на кафедрах ЭВМ и прикладной математики. В настоящее время живет в Ленинграде.

       Вообще вопрос о содержании цезия-137 в уральском выбросе требует особого изучения. По всем советским отчетам содержание долгоживущего цезяя-137 составляло лишь 0,036 процента в составе аварийного выброса. В свежих реакторных отходах радиоцезия обычно намного больше, чем радиостронция. Низкое содержание цезия-137 в кыштымском выбросе объяснялось и в отчетах, и на слушании в Верховном Совете тем, что радиоактивный цезий выделялся при обработке отходов. К этому выводу пришли и американские авторы (Д. Требалка и др.), которые отмечают, что в СССР была программа использования радиоцезия для индустриальных, сельскохозяйственных и медицинских целей, и в год вырабатывалось до одного миллиона кюри радиоцезия.

       Однако трудно представить, что техника выделения цезия на радиохимическом заводе была столь совершенной, что выделялось больше 99,9 процента. Даже при выделении плутония в отходах остается около 0,5 процента от исходного количества. Промышленные методы выделения изотопов никогда не могут достигать 99,9 процента. Я думаю, что цифра в 0,036 процента основана не на анализе радионуклидов, которые закладывались в контейнер на хранение в 1957 году, а на анализе реального содержания цезия-137 на территории Восточно-уральского радиоактивного следа. Сейчас по печальному опыту Чернобыля уже известно, что каждый изотоп при формирования теплового облака имеет индивидуальную летучесть. Стронций не является очень летучим радионуклидом, и он выпадал на сравнительно близком расстоянии от Чернобыля. Цезий же, как и радиоактивный йод, распространялся по всему Западному полушарию. Нечто подобное было, возможно, и в Кыштыме.

       О сбросе радиоактивных отходов в реку Теча

       В первом американском центре по производству плутония (Ханфорд, штат Вашингтон) военные реакторы охлаждались водой из открытого водоема - реки Колумбия. Эта вода, проходя через реактор, сбрасывалась снова в реку. Этот примитивный "открытый" метод охлаждения был прост и позволял быструю выработку плутония. В энергетических реакторах, в которых нужно продуцировать высокий температурный пар для турбин, режим реакторов намного сложнее. В США вода, проходившая через реактор, выдерживалась в особых резервуарах только три часа, после чего сбрасывалась в реку. При очень большом загрязнении она до сброса проходила через траншею длиной в милю. Но река Колумбия - это горная, мощная река, быстро приносящая свою воду в Тихий океан. Поэтому считалось, что большой опасности нет.

       В СССР Курчатов, очевидно, разработал сходный проект. Но сброс воды после охлаждения реакторов был либо в реку Теча, либо сначала в озеро Кызылташ. Но если американцы никогда не сбрасывали жидкие отходы от радиохимического производства плутония в открытые водоемы, Курчатов в той спешке, которая была в 1947-1949 годах и до 1953 года, очевидно, решил, что будет оправдан сброс отходов и от радиохимического производства в открытые водоемы. Это была очень серьезная и непростительная ошибка. Условия в Ханфорде и в Кыштыме абсолютно несравнимы. Река Колумбия имеет мощность потока воды в районе Ханфорда 12000 кубометров в секунду. Река Теча на Южном Урале имеет мощность потока в районе выхода из озера только до 13 кубометров в секунду. Таким образом, Теча в 100 и более раз менее полноводна, чей Колумбия. Кроме того, Теча несет свои воды не в океан, а в другие реки, сначала в Исеть, потом в Тобол, Иртыш и Обь. До океана вода проходит около шести тысяч километров, и, значит, что ближайшие к Тече города (Шадринск, Ялуторовск и Тобольск) в течение многих лет получали радиоактивную воду.

       Количество радионуклидов, выделяющихся при охлаждении реактора, может измеряться десятками и сотнями кюри в день (за счет подтекания урановых блоков). Но количество радионуклидов при выделении плутония радиохимическими методами может измеряться миллионами кюри в день. Вот почему практикуется предварительная выдержка "выгоревших" блоков в течение 100-200 дней для распада короткоживущих изотопов, особенно, йода-131. Состав кыштымского выброса (наличие в нем 26 процентов циркония-95 через 3-4 месяца после загрузки в контейнер) говорит о том, что даже в 1957 году предварительная выдержка блоков в Челябинске-40 была краткой и урановые блоки после "выгорания" быстро шли в обработку (растворение в азотной кислоте - это первая ступень). Поэтому в реку Теча (или сначала в озеро Кызылташ) сбрасывалось колоссальное количество жидких радиоактивных отходов.

       Если сброс вод охлаждения реактора был в какой-то степени оправдан спешкой, то сброс отходов от радиохимических предприятий был совершенно безответственным решением Курчатова. Можно понять, почему это делалось в 1948-1949 годах во время изготовления первой атомной бомбы - главой атомного проекта был Берия, и сроки создания ядерного оружия к юбилею Сталина (в декабре 1949 года) были действительно жесткими. Но потом, в 1950-1954 годах, когда выработка плутония нарастала, нужно было искать другие решения. По данным ЦРУ, приводимым в Лос-Аламосском отчете, сброс радиохимических отходов в Течу продолжался и в 1953 году. Судя по статьям в советских газетах, он продолжался до конца 1954 года и был прекращен из-за очень высоких уровней загрязнения и уже заметного влияния на здоровье населения. Жители многих деревень вниз по течению Течи примерно на 100-150 километров были эвакуированы, а подходы к реке оградили проволокой. Впоследствии были сделаны две плотины, чтобы вода из наиболее загрязненных участков не шла вниз по течению (гидрологическая изоляция). Но ряд статей в газетах подтверждает, что множество проблем остается нерешенным в сегодня...

       Огромные объемы загрязненной воды с высокой степенью радиоактивности здесь поначалу сливались без всякой очистки (!) в ближнюю речку. Через некоторое время стало ясно: разнос радиации происходит на многие километры. Тогда было принято новое (но отнюдь не более разумное, по сегодняшним нашим представлениям) решение: отходы пошли в замкнутое озеро Карачай. Вскоре и озеро было переполнено радиоактивностью, и на его берегах находиться стало опасно. (Известия.- 1989.- 12.07)".

       "Сарвар Шагиахметова работала наблюдателем на реке Теча - замеряла уровень и температуру воды. В начале 50-х по реке плыла густая жидкость, сверкающая всеми цветами радуги. Жидкость покрывала воду толстым слоем - толщиной с палец. Эту воду пили, на ней варили пищу. "В 1953-м или в 1954 году - точно не помню,- говорит бабушка Сарвар,- в нашем доме жили специалисты из Москвы. Они обследовали наши вещи и предложили от них избавиться - все было заражено". (Комсомольская правда. 1989. 15.07).

       "Искали технологию вслепую. И было не до страховок. Отходы сбрасывали в Течу - и год, и два, и три. Пока жители Метлино не обратили внимание на то, что дикие утки стали плохо летать. Когда измерили Течу, стало ясно, что невидимая грязь ушла далеко. Реку перегородили. Грязную воду копили в прудах. Накопили 200 миллионов кубов. Хранить ее придется полтора века. (Челябинский рабочий. 1989, 23.08)".

       "Вначале радиоактивные отходы просто сливали в речку, и через уральские и сибирские реки радионуклиды добрались аж до Северного Ледовитого океана. Потом спохватились, соорудили для сбросов искусственные водоемы, построили бетонные емкости. (Советская Россия. 1989. 26.11)".

       Кроме этих репортажей советских журналистов, побывавших в зоне кыштымской аварии в 1989 году, существует еще одно свидетельство бывшего жителя Челябинска, эмигрировавшего из СССР лет десять назад. Статья Я. Менакера "Уральская Хиросима" была опубликована в русской эмигрантской прессе в 1983 году (Посев. 1983. № 3. Франкфурт-на-Майне, ФРГ). Вот отрывок из нее: "Самым опасным местом на территории, пораженной радиацией, считалась река Русская Теча, которая, как было уже сказано, 150 км текла по Челябинской области, а потом по Курганской. Воды Течи, как говорили, настолько заражены радиацией, что к ее берегу опасно даже приближаться, не говоря уже об использовании ее воды. И действительно, по обоим берегам Русской Течи (то есть в общей сложности на протяжении 300 км только на территории Челябинской области) всю осень и часть зимы 1959-1960 гг. шли спешные работы: реку огораживали колючей проволокой. Бетонные столбы высотой в 2 м вкапывались в 4 ряда на расстоянии 4-5 метров один от другого. Между ними натягивалась колючая проволока, сквозь которую к реке не мог проникнуть даже небольшой полевой или лесной зверь. Ежедневно из двух лагерей - Челябинского, расположенного непосредственно в районе металлургического района, и Баландинокого, расположенного в 12 км от Челябинска, невдалеке от г. Копейска,- в сторону реки Русская Теча шли колонны грузовиков под охраной внутренних войск МВД. На них везли заключенных, сооружавших описанные ограждения. Заключенные весь день работали на самом берегу реки и пользовались ее водой. Охрана же и тут была одета и обута в специальную защитную одежду.

       В то время как большинство селений вдоль реки было стерто с лица земли, а население из них эвакуировано,- несколько крупных населенных пунктов, расположенных прямо на реке, на обоих ее берегах, не тронули. Это - Муслюмово, Бродокалмак, Нижнепетропавловск и другие, уже в Курганской области. В этих населенных пунктах берега Русской Течи буквально "одели" в колючую проволоку, в 8 и более рядов. Но остались переправы и мосты через реку и продолжали эксплуатироваться дороги, тут проходящие".

       Эти свидетельства, включая и современный "либеральный" режим вдоль реки, подтверждаются и репортажами 1989 года. Во всяком случае, состояние этого района и территории вдоль Течи легко проверить, включая, естественно, и проведение дозиметрического контроля. Конечно, после постройки двух плотин на реке и создания обширного искусственного водоема с поверхностью около 200 квадратных километров загрязненность Течи резко уменьшена. Уменьшена и водоемкость самой реки, так как она уже не несет в Обь воды озера Кызылташ. Этим, очевидно, и объясняется ослабление строгого режима по ее берегам. Однако крупные щуки, возраст которых может исчисляться десятками лет, наверняка отражают в своем скелете историю загрязнения этого водоема радиоактивным стронцием.

       На картах, выполненных с помощью космической съемки, видны два огромных резервуара, сформировавшиеся от плотин на реке Тече. Общая длина двойного искусственного озера около 30, ширина 5-6 километров. Почти 200 квадратных километров - это и есть те 200 миллионов кубов загрязненной воды, о которых пишет Михаил Фонотов в газете "Челябинский рабочий". Огромные количества содержащихся в этом водоеме радионуклидов создают проблему опасности переполнения, и аргументы о необходимости строить здесь новые АЭС для того, чтобы испарять загрязненную воду и контролировать режим, скорей всего, основаны на этой суровой реальности.

       Безусловно, необходимо иметь точные измерения общего количества радионуклидов в этом водоеме. Может статься, что оно превышает радиоактивные "запасы" озера Карачай.

       О медицинском радиологическом центре для изучения последствий аварии

       Нам известно о создании после Чернобыля нового Всесоюзного радиологического центра возле Киева со штатам более 1000 сотрудников и с филиалом в Минске. Этот центр создан специально для наблюдений за здоровьем более чем 600 000 человек, включенных в особый медицинский регистр для пожизненного наблюдения за ними, их детьми и внуками. Просуществовав более трех лет, этот центр не опубликовал пока в научной печати ни одной серьезной обобщающей работы, соответствующей по методике принятым международным стандартам. Сходный, но меньший центр был создан до этого в Челябинске (по-видимому, с филиалом в Кыштыме или Каслях и, возможно, в Свердловске).

       Центр входил в Третье управление Минздрава и был, естественно, засекречен. До настоящего времени этим центром не было опубликовано ни одной научной работы в профессиональных журналах. В отчетах для МАГАТЭ, которые я здесь разбираю, нет методик, исходных цифровых данных, характеристик демографических групп и многих других сведений, обязательных в действительно научных исследованиях. Отчет, нужно принимать на веру, научную работу можно проверить.

       В 1980 году профессор Вандербильдского университета в штате Теннесси Ф. Л. Паркер (сотрудничавший с экологами из Оак-Риджской лаборатории) решил провести изучение медицинских аспектов кыштымской аварии. Он, естественно, хотел применить ту же методику тщательного анализа советской литературы, которую до этого применил я и Оак-Риджская группа (Д. Трабалка и др.) для описания характера аварии и ее масштабов. В середине 1980 года профессор Паркер получил на эту работу гарант в 200 000 долларов от департамента энергии США и приехал посоветоваться со мной, как лучше начать анализ литературы и какие журналы в первую очередь следует изучать. Я был настроен скептически; не советовал ему браться за дело. Все наиболее подходящие журналы, такие, как "Медицинская радиология" и сборники по радиологии, которые можно найти в британской библиотеке и в библиотеке Британского института радиологии, я уже просмотрел при работе над книгой и ничего там не нашел. Я смотрел библиографию и по именам, так как знал некоторые имена специалистов, в тот или иной период причастных к медицинским аспектам уральской аварии (знал о них еще в период работы в Обнинском институте медицинской радиологии). Я также просматривал микрофиши Трудов Института биологии Уральского филиала АН СССР и большой монографии Л. А. Булдакова и К. И. Москалева, изданной Атомиздатом в 1968 году и посвященной распределению в организме человека цезия-137, стронция-90 и рутения-106 и допустимым дозам этих изотопов. Мне было известно, что все эти авторы работали на Урале. Однако в их публикациях не было даже намека на медицинские проблемы местного происхождения.

       Тем не менее профессор Паркер решил начать работу. Он заключил контракт с несколькими переводчиками из числа советских эмигрантов-медиков, и в течение двух лет эта группа переводила на английский и обрабатывала на компьютере множество статей и других публикаций из советских медицинских журналов, в которых речь была об эффектах радиации. Результат работы оказался, как я и предполагал, нулевой. Исследователи не нашла в открытой советской медицинской литературе никаких намеков на проблемы, связанные с Кыштымом. Дело было даже не в определении числа жертв, а просто в определении состояния здоровья людей, живших или живущих на загрязненной территорий. На Западе такие исследования проводятся достаточно широко, и действие радионуклидов и радиации на персонал атомных объектов является нормальной тематикой исследований и публикации. Было несомненно, что в СССР все эти исследования засекречены. Можно было также предположить, что серьезных исследований вообще, не существует, хотя и маловероятно. В итоге, Ф. Паркер приготовил только отчет, и некоторые выводы из этого отчета были напечатаны в журнале "Сайенс".

       В документах ЦРУ, которые рассекречены, имеются рассказы местных жителей о жертвах кыштымской аварии, лечившихся в одном из челябинских госпиталей. Один из документов говорит о том, что в Челябинске вскоре после аварии был создан научный институт для изучения эффекта радиации в результате загрязнений в районе Челябинска-40. Более подробные данные об этом институте были позже приведены в свидетельствах Я. Менакера, которые я уже частично цитировал.

       "В начале 60-х годов на территорий Челябинской областной больницы, именуемой тут "медгородок", так как там сконцентрированы все клинические отделения областной больницы, было построено несколько специальных корпусов. В этих корпусах, расположился филиал Московского биофизического института с клиникой. Здания этого лечебного заведения тщательно охраняются вооруженной охраной МВД. В клинике этого института от случая к случаю помещают людей, подвергшихся радиации в момент атомного взрыва и позже. Сюда привозят детей, и даже новорожденных, больных белокровием, как и их в свое время подвергшихся радиации родителей".

       Можно без труда определить, что этот центр и есть тот самый филиал Института биофизики, в котором в 1970-1972 годах работал Н. Г. Ботов, написавший рукопись о вторичном аварийном загрязнении в Челябинской области в 1967 году.

       Л. А. Булдаков в частной беседе во время семинара Ядерного общества СССР сказал, что в филиале Института биофизики также имеется особый регистр, куда внесены имена людей, за которыми установлен регулярный медицинский контроль. В этом регистре, по его словам, около 60 000 человек. Это больше, чем имеется в регистре, созданном для наблюдения за жертвами Хиросимы. О принципах составления регистра пока ничего не известно. В чернобыльском регистре в основном записаны жители пострадавших районов. Но сейчас составляется новый, особый регистр "ликвидаторов", и официально сообщалось, что число людей, которые занимались ликвидацией последствий чернобыльской аварии достигает 600000. В Кыштыме также были десятки тысяч "ликвидаторов", занятых дезактивацией выброшенных на близком расстоянии 18 миллионов кюри радионуклидов, созданием особого "укрытия" для всего хранилища радиоактивных отходов, ликвидацией ближнего соснового леса, чтобы предотвратить вторичное загрязнение, наконец, засыпкой и бетонированием озера Карачай. Та засыпка, которая видна на карте района, требует не менее 4 миллионов кубометров земли и 2-3 миллионов кубометров бетона - это намного больше, чем пошло на строительство саркофага вокруг четвертого блока в Чернобыле.

       В. Губарев в уже цитировавшемся очерке в "Правде" специально коснулся вопроса о "ликвидаторах".

       "Небольшое отступление. Много раз я слышал, что, мол, на урановых рудниках, при ликвидации аварии на Урале, работали "смертники", те люди, которые приговорены к "высшей мере". Бывал и на рудниках, и в шахтах - нет их там и не было. Да, заключенные работали на строительстве атомных объектов, но никто из них не оставался там после завершения стройки. Интересно, откуда рождаются такие слухи? Кстати, коснулись они и Чернобыля, но, заверяю, и там не было заключенных... Итак, откуда слухи? Думаю, от полного понимания элементарной истины - с радиацией можно сражаться и победить ее только в том случае, если знаешь о ней, невежество - ее основной союзник...

       В эпицентр уральской трагедии пошли химики и физики, ученые и инженеры. Не было техники, роботов, специальных машин - они появились позже, но было иное: понимание, что аварию надо ликвидировать быстро, а раз уровни огромные - значит, нужно действовать с максимальной осторожностью. "Радиации не надо бояться, но и фамильярничать с ней нельзя..."

       Однако объем работ в зоне и сам характер работ (земляные, бетонные, охранные, эвакуационные, лесоповальные и т. д.) ясно говорит о том, что одними только "химиками, физиками, учеными и инженерами" сделать то, что было здесь сделано, абсолютно невозможно. Если бы не было Чернобыля и его последующих проблем с "ликвидаторами", то заявлению Губарева можно было бы и поверить. Но я думаю, что и сам Губарев, который давал репортажи из Чернобыля во время работ по "ликвидации аварии" (вообще-то "ликвидировать" аварию невозможно), понимает, что одними только "местными" кадрами вести работы по "локализации" (а не "ликвидации") кыштымской аварии было невозможно. По данным отчета под редакцией А. И. Бурназяна, на ближнем расстоянии от места выброса (100 метров) мощность дозы гамма-излучения на высоте одного метра над уровнем земли через сутки после взрыва была 0,1 рад/сек, то есть 360 рентген в час. По нормам Чернобыля человек мог работать в такой зоне только 1-5 минут, а затем навсегда попадал в медицинский регистр. Следующая "точка" в отчете Бурназяна указана на расстоянии шести километров от эпицентра. Радиоактивность здесь была только 2,5 рентгена в час. Но и при такой дозе максимально допустимая доза набиралась за 10 часов работы. Это говорит о том, что проблем у ликвидаторов, кто бы они ни были, имелось немало...

       В июне 1990 года сотрудника Института биофизики Минздрава СССР, работавшее в челябинском филиале, были приглашены в Японию для доклада о кыштымских проблемах. Поскольку вопрос о кыштымской аварии в 1957 году уже обсуждался ранее, авторы выбрали для доклада тему о более раннем загрязнении реки Теча и состоянии здоровья населения, эвакуированного из этого района, с особым вниманием к риску лейкоза.

       Авторы доклада сообщают (М. М. Косенке, М, О. Дегтева и Н. А. Петрушова), что сброс радиоактивных отходов в реку Теча происходил в 1949-1952 годах "из-за отсутствия достаточно надежной технологии переработки высокоактивных отходов... Всего за 1949-1952 годы в реку Теча было сброшено около 3 миллионов кюри радиоактивных веществ". Однако цифра в 3 миллиона кюри дана со ссылкой на выступление Л. Д. Рябева на заседании Верховного Совета СССР и сообщения о нем в газете "Челябинский рабочий". Судя по выводам доклада, точными сведениями об объеме сброса активности никто не располагал, и главным для расчетов были реальные уровни радиации вдоль реки и в воде.

       На всем протяжении реки Теча (250 километров) располагалось 38 деревень с населением 28 000 человек. Небольшой город Бродокалмак (5000 жителей) был административным центром района.

       В результате загрязнения реки мощность дозы гамма-излучения на берегу Метлинского пруда, расположенного в верховьях Течи, достигала в отдельных местах в 1951 году 5 рентген в час, на приусадебных участках у реки в селе Метлино 3,5 рентгена в час, в 1952 году произошло резкое снижение мощностей доз. Можно указать, что 3,5 рентгена в час, наблюдавшиеся на приусадебных участках (у реки),- это намного выше, чем уровень радиации в тех селах, которые были эвакуированы в течение 7-10 дней посте взрыва в 1957 году. Авторы рассчитали, что дозы, полученные жителями деревень Метлино, Теча, Брод, Асаново и Надырово, намного превышают дозы, которые "схватили" те, кто был выселен из районов загрязнения в 1957 году. Между тем население этих деревень было выселено только в 1955 году.

       Aвторы не объясняют такую медлительность, а просто констатируют: "В результате принятых мероприятий (отселение, ограждение поймы реки) внешнее облучение практически прекратилось после 6 лет от начала воздействия". Но стронций-90, увы, оставался в костях и был фактором внутреннего облучения костного мозга еще в течение многих лет...

       В докладе сообщается, что по наблюдениям Института биофизики у эвакуированного населения наблюдалось в последующие годы увеличение лейкозов. Однако я не буду комментировать медицинские данные этой работы, так как из описания очевидно, что сведения о смертности брались не на основании медицинских карт постоянного наблюдения, а по архивам загсов.

       Авторы сами признают, что в некоторых случаях, когда было известно о том, что человек болен лейкозом, в документах загса "в качестве причины смерти значилось "самоубийство", "автомобильная травма" и др. По отношению к полученным дозам сведения доклада дают в 7-10 раз заниженную частоту лейкозов по сравнению с данными специалистов других стран. Японские коллеги отнеслись к медицинским выводам скептически и высказали пожелание, чтобы исследование было проведено с привлечением зарубежных экспертов.

       В связи с этим получает совершенно новое освещение недавно опубликованная история "провала" британской шпионской группы в СССР в 1954 году. Суть ее такова. Британская разведка получила сведения о том, что недалеко от Шадринска на реке Тобол запущен военный атомный реактор. Для проверки факта группа тайных агентов, ранее завербованная в Прибалтике (я не привожу имен), получила задание взять образцы воды из Тобола возле Шадринска. Образцы были взяты в марте 1954 года (скорей всего, из подо льда) и сложными путями были доставлены в Лондон. Через несколько недель из Лондона в группу посыпались вопросы о том, где конкретно взяты образцы воды, живут ли там люди, пьет ли скот воду из реки и т. д. Проблема состояла в том, что образцы были настолько радиоактивны, что в Лондоне сразу поняли: использование такой воды опасно для жизни. Кроме того, было обнаружено, что реакторов на реке Тобол вообще не было и не будет. В результате британская разведка решила: воду загрязнили уже в КГБ и послали в Англию для... дезинформации. Но по некомпетентности добавили слишком много радиоактивных продуктов. В итоге британская разведка пришла к заключению о том, что агентурная группа сотрудничает с КГБ, и прекратила с ней всякую связь.

       Однако нам с вами теперь хорошо известно, что в течение долгого времени и Исеть, и Тобол, в которую она впадает, были, конечно, сильно загрязнены водами Течи. К тому же именно зимой в воде концентрация радиации максимальна, когда минимально биологическое связывание. А Шадринск находится на берегу Исети сравнительно недалеко от впадения реки Теча. Несомненно, что вода здесь имела чрезвычайную концентрацию радионуклидов и без всякого вмешательства КГБ.

       Обсуждение аварии на семинаре в Люксембурге

       С 1 по 5 октября 1990 года в Люксембурге происходил научный семинар Международного союза радиоэкологов, посвященный сравнительной оценке влияния на среду и здоровье людей трех главных атомных аварий: в Кыштыме, в Виндскейле (Англия) и на Чернобыльской АЭС. На семинар прибыли 46 советских ученых - это самая большая группа исследователей, когда-либо приезжавшая на научные конференции в Люксембург из СССР. Нужно отметить, что Люксембург, хотя и является очень маленькой страной (население всего миллион человек), временно стал своеобразной "столицей" Западной Европы. Именно здесь заседает общеевропейский парламент стран Европейского экономического сообщества.

       Советские доклады по проблемам ядерной аварии на Южном Урале были в основном повторением тех, которые уже раньше представлялись в МАГАТЭ. Главными докладчиками были Г. Н. Романов и Л. А. Булдаков с сотрудниками. Кроме этого, на конференции был показан и видеофильм о кыштымской аварии - английский вариант того же видеофильма, который был показан в Москве на семинаре Ядерного общества. Наиболее интересный доклад о кыштымекой аварии сделал Джон Трабалка - заведующий отделом экология Национальной лаборатории в Оак-Ридже. Он дал анализ противоречивых результатов разных советских публикаций, материалов ЦРУ и карт этого района, основанных на фотографиях со спутников. Вне официальных заседаний Дж. Трабалка, я, Романов и Ю. Ф. Носач (начальник научно-технического управления Министерства атомной энергетики и промышленности СССР) кратко обсуждали некоторые проблемы аварии в Кыштыме и текст доклада Б. В. Никипелова о загрязнении территорий этого района, который был сделан в США летом 1990 года. В 1990 году летом район Кыштыма также посетил профессор Ф. Л. Паркер.

       В результате дискуссий нам удалось наконец идентифицировать озеро Карачай, которое представляет сейчас наиболее серьезную угрозу всему региону. Более крупное озеро (три квадратных километра), расположенное недалеко от "Маяка" и действительно засыпанное в 1960-е годы и ранее считавшееся "Карачаем", по данным Лос-Аламосского доклада и шведских исследований, было, как нам сказали, выделено для сброса шлаков от тепловой электростанции. Эти шлаки "профильтровывали" и очищали проточную воду, которая дальше через канал сбрасывалась в Течу. Реальное озеро Карачай расположено непосредственно рядом с Челябинском-40, и в 1974 году, судя по картам, оно еще не было засыпано землей. Сведения о том, что озеро "забетонировано", явно преувеличены - в водоем просто сброшены бетонные глыбы, и часть озера засыпана. На берегу Карачая по измерениям Ф. Л. Паркера внешняя доза облучения была равна летом 1990 года 6 рентген в час. Таким образом, любой посторонний человек, попавший на этот берег, получал свою разрешенную нормативами пожизненную дозу облучения за 50 минут!

       Наличие в озере Карачай 120 миллионов кюри радионуклидов тоже смело можно оспорить. По некоторым данным, эта цифра значительно больше. В озере преобладал цезий-137, и отношение цезия к стронцию было равно 3:1. Это свидетельствовало о том, что именно в Карачай сбрасывался избыточный радиоцезий, выделявшийся из отходов от производства плутония. В свежих отходах соотношение цезия и стронция примерно равно единице. Радиоактивные отходы сбрасывались в это озеро с 1951 года в течение многих лет. В середине 1960-х годов было обнаружено, что происходит фильтрация радионуклидов через дно озера по грунтовым водам - это можно было бы предвидеть заранее. К 1990 году вокруг озера образовалась радиоактивная зона с радиусом в два-три километра, хотя само озеро в 1967 году занимало только 45 гектаров. После этого озеро уменьшается, а оголяющееся дно засыпается землей и производится укрепление берегов. К 1990 году озеро "сжалось" до 25 гектаров, так как в него было сброшено (вдоль берегов) полтора миллиона кубометров земли, 400000 кубометров скального материала и 6000 бетонных блоков. Предполагается полностью засыпать озеро только к 1995 году. Но это далеко не означает, что прекратится загрязнение грунтовых вод и "расползание" радионуклидов вширь от территории бывшего озера. Применяемая практика "дезактивации" лишь увеличивает массу радиоактивного материала. Гидрологические процессы, которые еще требуют детального изучения, неизбежно вымывают радиоактивность по направлению основного стока воды в регионе - через сеть сибирских рек к Ледовитому океану.

       Проблемы радиостронция и радиоцезия будут решены примерно через 150-200 лет, после пяти - семи периодов полураспада. Но проблема остаточного плутония, которого здесь, безусловно, много, останется на тысячелетия, до тех времен, когда человечество - будем надеяться - уже не будет думать об атомных и термоядерных бомбах.

Автор - Жорес Медведев

Главная │Горно-химический комбинат │НПО прикладной механики │Источники │English │Карта сайта